- Официант, - Ханзо подозвал бармена к себе, - да-да, я знаю, что ты не официант. Можешь мне принести, пожалуй, какой-то, даже не знаю, молочный коктейль. Пожалуй, алкогольный. Только закрой чашку крышкой и добавь туда трубочку. 

Потом обернулся к Пакуре, вернулся к разговору, пожал плечами. 

- Не хочу, что бы кто-то пострадал.

- Что бы я боялся чего-то такого, как взрыв? Обижаешь, - Ханзо даже прыснул в свой же респиратор от такой наглости от безусого юнца, коим пока что для Саламандры был Дейдара.

Разговорчики и ещё разговорчики - бесконечные разговорчики. Это начинало слегка надоедать, но Ханзо реагировал на этот полупяный трёп адекватно, просто сидя и иногда выражая хоть крупицы эмоций взглядом, проводя глазами то туда то сюда. Говорить о том, насколько тяжко было смотреть Ханзо в глаза - было бы бесполезно, ведь сами они были похожи на бесконечные провалья тьми, посреди которых подгорал небольшой огонёк, похожий на полыющий время от времени уголь. 

- Нас никто не выпустит за пределы деревни просто так. Я проверял - для них я считаюсь генином, хотя в былые времена я уже носил ранг повыше. Но - страже ничего не докажешь, как и ребятам из штаба. Они без конца торочили про какие-то там испытания, экзамены и всё такое. В таких случаях я вспоминаю о том, как где-то на востоке в одной из какурезато проводили жестокий отбор, что бы окончить хотя бы банально - обучение в академии. Думаю, работники штаба о таком тоже слышали, но явно не разделяют восторг бывшего руководства Кири, - вздохнул Ханзо, - ну да ничего. Если говорить о тренировке - я разделяю твоё неодобрение, Пакура. 

Он чуть откинулся, поправил верхнюю одежду, жилет. 

- К сожалению некоторые их техник, которые есть у меня в арсенале, требуют более обширных территорий, что бы упражняться с ними. А некоторые - я бы рекомендовал тренировать и вовсе в одиночестве, но это скорее исключение, - Саламандра пожал плечами. - Так или иначе - песчаные дюны лучше обычных манекенов и небольшого поля для испытаний, где может случится "непредвиденное обстоятельство". 

Девушка старалась вести себя спокойно, и даже в некотором роде безразлично. То что с блондином они были знакомы, уже могло говорить о многом, даже эти странные высказывания. Пакура не воспринимала парня как что-то особенное в своей жизни, скорее как полезного партнера. С Ханзо была схожая тема, его та знала крайне мало, но умения того так же заставляли задуматься иной раз, стоит то или это говорить. В мыслях у нее сейчас плавал лишь один карась.

С кем я связалась на свою голову. Один со счастливой физией сделает из тебя салют, другой отравит ароматным дыханием. Где я так согрешила, что нормальные мужчины в мою сторону даже не смотрят?

Дернув уголком губ, тем самым усмехаясь собственным мыслям. Девушка продолжает свой марафон по выпивке, поднося края бокальчика с напитком. Ее взгляд метнулся к новому знакомому, кажется в его словах она читала настороженность. Ага, значит и он допер что с блондинчиком нужно быть начеку. 

- Хм, просто подумалось мне, что из нас бы вышла интересная команда. А так, не обращайте на меня внимания. Я просто, лишь слегка выпившая женщина, что подслушивает ваши секретики.

На самом деле, она до сих пор удивляется и не перестает думать о том, как так вообще получилось, что блондинистый мальчишка нашел в ней своего душевного соратника. По ее "доброте душевной", она по началу с ним даже слишком откровенничала, видя в мальчишке просто ребенка, который стремиться доказать другим в своей индивидуальности, и Пакура была не против занять данную роль, всячески подбадривая в его успехах. Кто бы знал что тот станет, настолько избалованным. 

- Постой, жертвы конечно жертвами, но! 

Понимая к чему клонил блондинчик, девушка чуть выгнулась в спине и поглядела на него, поднимая указательный пальчик между их лицами.

- Не свой же дом, рушить не стоит знаешь ли... Или тебе так хочется проводить ночи на землице под звездным небом? Я конечно понимаю насколько это романтично, но у нас не тот случай. В пустыне по ночам холодно, а песок буквально может найтись даже в твоем нижнем белье. И да, мой жар не настолько жаркий, что бы согреться по ночам. 

Кажется мысли ее стали слегка спутываться, ибо как еще назвать, ее через чур ненужную болтливость, тоном словно тут сидела не Пакура, а строгий учитель.

- Ну, может быть кто и останется в живых.. Боюсь остаются в живых лишь те, кто находится за твоею спиной. И с каких пор я ассистент уже, мы же не фокусами промышляем, или я чего-то не знаю?

Отпивая еще немного, подмечая как звонко блондин оставил свой опустевший стакан. Ее взгляд так же встретился с его, а затем медленно перешел на Ханзо, после чего она спокойно выдала.

- Что-то типо того. Но я все еще думаю, что это место явно не подходит под такие разговоры. 

Та обратила свое внимание на ахреневающего бармена, что потеет от их разговорчиков и нервно протирает один и тот же стаканчик уже наверное в сотый раз. Не самую лучшую славу они себе тут завоевывали, а бармены и вовсе такой народ, который действительно жаль. Сколько же всего они знаю, наверное жить им ой как нелегко и опасно бывает.

- Чур показывать это, вне деревни. Для наших тренировок и развлечений, тренировочной площадки категорически не хватает. Тесновато я бы даже сказала, тут я согласна как никогда с Дейдарой.

Она звучно щелкнула пальчиками и указала на блондина, в подтверждение своих слов.

- Нету пространства для полного размаха, от чего сложно выяснить свой предел. Думаю тебе Ханзо, это тоже знакомо. 

В темных закоулках его рассудка даже сейчас пребывал непреклонный Творец, опаляя самомнением и дерзостью каждую мысль в голове, что не находили себе места в алкогольном пожарище. Принимая себя за того, кто соткал искусство из самой сущности хаоса, о коем лишь немногие могут внять по настоящему, Дейдара только выдержанно ухмыльнулся реакции девушки. Она показалась ему натянутой, притворной, потому что Пакура как никто другая должна была осознавать всю значимость своей роли. Особенно в те моменты, когда его очередной глиняный шедевр обретал «жизнь», чтобы снова ее потерять. Одна жизнь ничего не значит, если на кону стоит магнум опус. И неважно чья — его или ее.

Когда он впервые встретил ее, будучи всего лишь мальчишкой, что только неуверенным шагом ступил на путь своего художественного поприща, хватило всего лишь момента, чтобы он понял, что в ней тлеет та же особенность, что и в нем — такое же странное преклонение разрушению, о чем говорила ее способность. Если признать — ее возможности создавать взрыв из пустоты даже в некотором роде превосходили его. Но все же им не хватало артистичности. Однако их объединяла одна общая черта — они оба созидали своим искусством смерть. Пусть эта женщина, возможно, и не осознавала, что является таким же творцом, но неведение не избавляет от собственной природы.

Его сотворения требуют жертв, существуют лишь мгновения, но всегда взывают к крови и смерти, чтобы раскрыть свою сущность перед теми смиренными, кому суждено своим последним криком только придать красок всей композиции. Дейдара — архитектор разрушения, строитель трагедии, он кует произведения из самых глубоких граней собственной души, к коей взывает одна лишь вспышка. Подобное виденье искусства не для слабых духом, оно умоляет выход за пределы обыденности, за черту морали и законов. Наверное именно по этой причине взрыватель особенно внимал словам знакомого Пакуры, мысленно поддерживая его изречения. А устои деревни никогда не отличались щедростью на позволения выйти за пределы гуманизма.

— Для любого искусства необходимы жертвы, гм. — лениво протягивает он и медленно потирает глаза, в надежде что все вокруг перестанет двоиться. Его взгляд притягивается к чаше, уже вновь восполненной услужливостью бармена, но блондин осторожно отодвигает ее ребром ладони в сторону и смотрит на мужчину за стойкой с недоверием, — Оно требует жертв. И с каждым днем их становится все только больше. Но я не собираюсь убивать своим шедевром абсолютно всех, — ехидный окрас изгибает его губы, и он осторожно потирает свою щеку указательным пальцем, — Это было бы... гм... слишком глупо, черт возьми. Кто-то да по-любому выживет, — уже более задумчиво добавляет он, — я думаю.   

Дейдара ценил ее способности и мастерство в создании взрывных «рисунков», видя в ней единомышленницу и кого-то, кто может всецело понять его искусство. Он не просто уважал эту девушку, но видел в ней равного себе, хоть и не демонстрировал это словом или жестом в силу собственного высокомерия.

— Да будет тебе... — слова елейно слетают с его губ в унисон движению слегка махнувшей ладони, — Ты слишком уж недооцениваешь свои способности. Любой новый день — это как последний бой, который нужно проводить с полной отдачей, принимая, что второго шанса может и не быть. Постоянно жить так, будто умер, оставаясь при этом живее всех живых. — воодушевление играло его словами, а его глазами, смотрящими в ее сторону немного искоса, вызывающая улыбка, — А тебе, мой ассистент, вдобавок разрешено наслаждаться моими творениям. Не самое плохое положение... Гм!

Покончив с высокопарными речами, он все же вновь обратил свое внимание на фарфор с горячительной жидкостью и одним легким махом осушил ее. Гулко ударив дном чаши о стойку, блондин перевел свое внимание уже на человека в респираторе, повернувшись к нему всем лицом и обдав его нахмуренными в недовольстве глазами. Часть фразы неприятно скользнула по ушам лезвием. «Как искусство...». Фанатичный художник принял эти слова как оскорбление, но незнакомца спас проявленный интерес. И лишь потому Дейдара не предпринял ни одной попытки, чтобы воздать за это невежество, а ответил терпимостью. 

— Не «как искусство», а искусство! — однако голос его принял на себя повышенный тон, кой после первой фразы все же немного угас, — Я с радостью покажу тебе свое искусство... как там тебя... Ханзо. Если не боишься, что оно тебя прикончит. Но, — юноша коротко взглянул на девушку с прищуром, — У вас тут что-то вроде философской беседы. Или какой бред вы тут обсуждаете?

Ханзо в какой-то момент понял, что просто сидит и молча слушает поток сознания, который изливается изо рта Дейдары. Тот, казалось, мог часами говорить об искусстве - которое было, теперь Саламандра наконец-то это понял, совершенно необыденным. 

"Взрыв? Серьёзно? Боги, что в голове у этой соломы?" - так он решил окрестить у себя в условном списке Дейдару, волосы которого действительно напоминали свежескошенное сено. Вздохнув и на миг прикрыв глаза, он решил, что портить экспрессию, с которой этот парнишка говорит, своими замечаниями будет не то, что бы позитивным решением - но с другой стороны его лицо под маской само по себе выражало скрытые мысли. 

"Он опасен. Но это нормально. Шиноби должен быть опасен, слегка безрассуден. В его действиях должна быть индивидуальность - возможно, амбиции. В этом парне они есть..."

- Значит, ты недоволен тем, что другие не могут оценить "взрыв", как ты это назвал, как искусство? Хм... Можешь ли ты попозже продемонстрировать мне, что же представляет из себя твоё произведение? Возможно, я смогу найти его привлекательным, возможно, оценить по достоинству? - он лукавил, ведь в глубине души тоже видел во взрыве, которым тоже мог воспользоваться пусть и весьма грубым способом, лишь оружие. Вероятно, покажи он этому парню Кибаку Энджин - и Дейдара обиделся бы. 

- Ты притихла, - он заметил раздумия на лице Пакуры. Внимательности было не занимать. Она явно задумалась - и о чём-то нехорошем, тревожащим её. 

"Наверное, мои высказывания всё же задели какую-то струну её естества. Интересно..." - он решил наблюдать и дальше, не отвлекаясь. 

Не должны быть посиделки... 

Подобная фраза кольнула ее, и даже как-то не важно, должно оно было так действовать или на то все случайность? Естественно девушка не знала, однако именно таким образом оно и получилось. На слова блондина, та лишь обиженно цыкнула, как бы прямолинейно показывая вое недовольство, ну и открыто высказывая что это ее якобы задело. А вот над словами Ханзо стоило немного задуматься, так ли все было на самом деле или же она еще не приняла ту свою часть, что называлось "недоверием". Причин к подобному у нее пока что не было, она просто работник, что молча выполняет свои обязанности. Но порою приходилось видеть как обращаются с этими самыми работниками, в душе та рассчитывала что ее подобная участь обойдет стороной. Но правда ли обойдет? Или время настанет куда быстрее чем та полагает? Что ответить на это, она не нашла, зато попросила бармена о добавке. Не то что бы Пакура была особым любителем выпить, но иногда требовалось что-то такое. 

Ну, его понять в некотором роде можно. Хотя эти люди искусства, для меня непонятны. 

- Но разве ты не хочешь что бы твое искусство увидела как можно больше людей, так сказать запечатлело в своих сознаниях? А просто допустим, что ты уничтожишь все, а кто останется что бы запомнить твое искусство, ну, кроме тебя?

Дальнейшее его выражение заставило ту вспомнить не самые приятные побегушки в ее жизни. Этот мелкий, хоть и на год ее младше, все равно оставался в ее глазах мелочью пузатой. Короче говоря, его так называемое искусство, вынуждало в некоторые моменты ее жизни, ну или совместных тренировок, бегать как никогда в жизни. Честно говоря, жизнь к подобному ее не готовило, но на всякий случай у нее теперь был опыт побега от маньяков. Да и благо ее шарики в этом деле тоже помогали, вот только их количество было далеко не наравне с его мелкой армией, либо летающих, либо ползающих созданий. Благо это все были не пауки, в душе она их истерически ненавидела. Но железная леди, на то и сделана из железа, ибо плавить ее мозги могли далеко не многие.

- Я "счастлива" быть твоим подопытным, но спешу отметить, что твой ассистент далеко не бессмертный..

Отхлебнув большую часть стакана за раз, та попыталась избавиться от разного рода мыслей. По типу что у этого больного психа на уме. Так с виду и не скажешь что крыша немного поехала, ну это если не разбирать его речь по частичкам и не впитывать его идеологию. Хотя общение с ним, она поняла одно, ему лучше поддакивать, и Пакура крайний раз говорила что-то наперекор. Во-первых она могла себе подобное позволить, тренировки с ним тяжелые, но пока что были далеко не летальными. Быть может он сдерживался, хотя для чего и ради чего? Честно говоря в такое добродушие она слабо верила, вед он так искренне восхищался своим творением, разве тот может как-то себя сдерживать в момент эйфории? Ну да, бред какой-то... А во-вторых, все это ей давало четкое понимание, что соперничать она с ним может.

- Уважения значит.

Почему-то эти слова зацепили ее за живое, вот только почему так? Сама себе та признаваться не желала, просто решала отбросить в сторону. Так привычнее и надежнее, но люди и верхушки сами показывали себя с иной стороны, где хочешь не хочешь, а начнешь сомневаться.

- Может ты и прав...

Неуверенно сквозило в ее голосе, а слегка чуть потускневший взгляд за небольшой дымкой алкоголя, не сдвигался со своего стакана. Буравя его и желая толи расколоть, толи обрести силу и взглядом наполнить содержимым. Хотя на деле она просто через чур сильно задумалась, даже слегка отстраняясь от здешнего места. И мыслями улетая куда-то прочь за горизонты.

Дно белесого сосуда звучно ударилось о щербатую твердь стойки значительно раньше, чем Дейдара успел отреагировать пусть и на дружескую, но в проявлении своем издевку. Спертый воздух резко наполнился дрожжевым ароматом, искривляя его лицо явным отвращением, а глаза, вмиг переведенные на бармена, сомнением в ярко выраженном прищуре. Но лазурный взгляд встречал на своем пути лишь неуступчивое каменное лицо, покорно следящее за тем, чтобы горячительная жидкость не переполнила пиалу, пока рука филигранно нависает над ней, крепко удерживая керамический фиал.

Дейдара хмуро всмотрелся в кристально чистое содержимое чаши, внешне холодное и подобное воде, но по сути своей взрывоопасное для рассудка, несущее мыслям один лишь хаос. Хотя, возможно, именно это и могло выступить для него необходимым благом, ведь из хаоса иной раз зарождается величайший из шедевров. А обдать неотесанные умы пониманием, что истинное искусство раскрывается в мимолетном разрушении — одно из стремлений всей его жизни.

Его пальцы осторожно обхватывают чашу, приподнимая к хмурым глазам, и он резко опрокидывает ее, едва ли сдерживаясь, чтобы не скукожиться физией от жгучего и неприятного чувства, проскальзывающего по горлу.

— С кем ты, по-твоему, говоришь, Пакура? — вернув опустошенную пиалу на место, блондин поворачивается к девушке торсом, непринужденно облокачиваясь левой на стойку, — У настоящего творца не должно быть времени на бессмысленные посиделки среди пьянчуг и невежд. — он намеренно говорит на повышенных тонах, достаточных, чтобы завсегдатаи вокруг с крайним недовольством обратили на него свои потемневшие взгляды. Однако подрывника нисколько не волновала всеобщая реакция, он только расплывался в самодовольной улыбке, наслаждаясь случаем, — Единственная прелесть в жизни — это возможность создавать что-то, что способно разнести все вокруг в одной яркой вспышке! А все эти куски дерьма, — ладонь его правой, чуть приподнявшейся вверх, одним легким взмахом указывает в сторону залы, — Только отрицают мое искусство, воспринимая взрыв, как сраное оружие, чтобы кого-то прикончить. И это... — Дейдара проходится по ближайшим столикам нахмуренным взглядом, полным отвращения и возмущения, переходя чуть ли не на крик, — Уже выводит меня из себя!

Лишая собственный глаза раздражения на чужих ему лицах, блондин вновь разворачивается к стойке и уже сам наполняет чашу, после чего без промедления осушает ее до последней капли, впоследствии звучно ударив дном о дерево.

— И все же иногда мастерская должна простаивать, чтобы творец смог в передышке вообразить что-то новое, гм.

С широчайшей улыбкой, открывая посторонним очам белоснежность зубов и сияя в глазах особым блеском, навеянным действием алкоголя, Дейдара воодушевленно смотрит на кареглазую.

— Не бери на свой счет, что я чаще всего жертвую тобой ради своих шедевров. Ведь ты, как никто другая, подходишь для моего искусства больше всего... гм. — слова с явным намеком на ее талант звучат его елейным голосом, искренне, патетично, с солидной долей восхищения. И он подливает себе еще.

Он не стал обрывать непрерывную череду слов спутника Пакуры, терпеливо выжидая момента, чтобы ответить на вопрос о вершинах своего мастерства и его предназначении. Вместо того блондин, тихо скрипнув стулом под собой, чуть откинулся назад, повернувшись к собеседникам лицом, и принялся разглядывать человека, коего девушка назвала «Ханзо».

Нагловатые глаза с подозрением ощупали сначала лицо мужчины, ту часть, что не была сокрыта под маской, а затем и сам «намордник», и в самом конце — его одежды. Внешний вид выдавал в нем чужеродность этой деревне. Но больше всего интересны были причины, по которым незнакомец скрывает собственное лицо. Впрочем, сейчас это было не важнее того, чтобы не без удовольствия ответить на вопрос. А с учетом заявления Пакуры, что ее знакомый способен оценить подлинное искусство, ответ только сильнее рвался наружу. 

— Ханзо, да? Я — мастер искусства, которое невозможно сравнить ни с одним другим. Мои работы — не просто произведения искусства, они живые, дышащие искры моего гения. Мой стиль уникален, мои работы бесподобны, и я не вижу причин, чтобы не гордиться ими. Я владею способностями, которые покорят этот мир своей взрывной красотой, гм. — беловолосый постепенно приподнимает руки, разводит те в стороны, будто изображая объятие взрыва. Ладонные рты меж тем открыто скалятся в улыбке, свешивая языки, словно торжествуя звучащим словам. — И когда-нибудь я создам невиданный взрыв, после которого на земле останутся следы, что никогда не исчезнут. И тогда, — Дейдара смыкает веки в улыбке мечты и надежд, опуская руки, — Мое искусство получит уважение, которое всегда заслуживало. Мое мастерство — воплощать мое искусство, а мое искусство — это большой бум. Так-то гм.

Довольствуясь собственными речами, подрывник возвращается к сосуду и чаше, но не торопиться вновь наполнять последнюю. Пустой взгляд витал по отблеску каймы, пока мысль в голове разворачивалась горьким сожалением о том, что привязанность к деревне несет сплошные ограничения.

— Когда художника ограничивают — положение хуже не придумаешь. — его голос звучит спокойствием, — Так что твои слова про уважение мало походят на бред.

- Я считаю, что само твоё присутствие здесь после того, как я тебе высказал свои предостережения и мысли - уже говорит о том, что у тебя есть собственное мнение по поводу разных вопросов, что касаются быта шиноби. Не поверю, что это не так, - Ханзо отвалился назад, пожал плечами, как тут позади него появился светловолосый и очень уж жизнерадостный юноша. 

Пакура тут же среагировала на его появление - видимо, старый знакомый. Саламандра же посмотрел на мужчину что присел рядом по противоположной стороне с неким немым подозрением во взгляде странных глаз, выдал шипящий неприятный звук, похожий на свист - воздух проходил через респиратор на лице оставляя по себе лишь чистый углекислый газ (на деле - смесь разных газов). 

- Юный мастер? - наклонив чуть голову проворчал Ханзо. Он был как и обычно не в меру серьёзен, сложил руки на груди, прикрывая почти всё тело плащом, под которым устроился нехарактерный для суновцев жилет. - И что же у тебя за мастерство, юный мастер Дейдара? 

Это прозвучало с лёгкой издёвкой, но на деле учитывая таланты Пакуры Ханзо посчитал, что этот юноша тоже имеет какие-то особые навыки. А такие люди ему были более чем по душе. Возвращаясь же к первому вопросу, мужчина снова обратился к Пакуре:

- Даже на моей родине, которая была в разы меньше твоей, никакого единства в рядах не было. Мне просто любопытно, как оно может существовать в подобных условиях. И не вызывает ли у тебя банального неудовлетворения то, что тебя могут использовать как разменную монету. Или же у вас не принято считать шиноби не просто солдатами, но частью деревни? Не прими мои вопросы за издёвку - разве они странны для чужака? Моё мнение такое - шиноби сам по себе уже достоин уважения, в отвязке от какурезато, и всего другого. И он имеет право на то, что бы иметь собственные цели в жизни. Ничего странного нет в том, что я посчитал удивительным подобные телодвижения, как мы видели на миссии.

Ханзо не смущало даже присутствие Дейдары рядом. Казалось, что ему наоборот даже понравилось, что рядом появился ещё один потенциальный член полилога. Вот только было одно "но". Ханзо так и не представился, проявляя небольшую неучтивость, характерную для него, когда он ещё не понял, стоит ли человек рядом с ним потраченного времени.

На самом деле думать про все это совершенно не хотелось, однако стоило ему показать обычную жизнь рядового шиноби в суне. Возможно он найдет какие-то разные моменты, а может в итоге скажет что никаких отличий и нету. А чего именно она этим хотела доказать? Да кто ее знает, все что хотела Пакура на данный момент, это компанию для отдыха, для беззаботной болтовни. Хотя кажется она не ту особу нашла для подобного. На самом деле ей этого ой как не хватало, но что поделать, если положение вынуждало из себя строить саму серьезность. 

- Как знать, но меня удивляет кое что. Тебе действительно интересно чужое мнение? Оно для тебя так важно? Я рожденная здесь, и живу всю свою жизнь тут. Как ты думаешь, чего я буду придерживаться?

На самом деле, подобная ее речь имело за собою двойное дно. Она не была такой послушной и дисциплинированной как многие, с ее талантами, и так сказать небольшим преимуществом на поле брани. В той явно была ценность, ну или же весомая угроза. Обновленная чаша с напитком, и она уже слышит знакомый голосок юноши. Он всего лишь на год ее младше, но точно так же как и она сама, вполне себе одаренный шиноби, коих на удивление было достаточно. На один бар уже трое таких, вполне себе собирается машина для уничтожения мира и порядка. 

- Дейдара? Я удивлена тебя тут увидеть, обычно не соглашался сюда идти со мною, выпить после миссии.

Она усмехнулась, быстро меняя свою интонацию на слегка обиженную. Хотя это явно было ей ни к лицу, от чего ту даже передергивает. В голове понять не могла одного, как у этого черта получается быть таким свободолюбивым и честным в своих эмоциях. По всей видимости, Пакуру слишком хорошо натренировали, от чего саму уже перекашивает, стоит ей хоть немного отойти в сторону от серьезного образа. 

- Будь хоть немного приветлив, этот самый "мужик в наморднике", так же мог оценить твое искусство. Ну и, у него есть свои особенности, собственно. Его зовут Ханзо, а этого юного мастера Дейдара. 

А вот и ответ на ее вопросец пришел сам собой, что ж, сейчас был тот самый выгодный момент. Споить бедолагу! Не сказать что она слишком сильный любитель пригубить чего-то такого, но ей всегда было весело наблюдать за своими временными напарниками, коих та спаивала. Кто-то кисло откисал, даже на одно рье не позабавив Пакуру, а кто-то такие концентры устраивал, что ей потом бывало стыдно на людях появляться. 

- Ты же знаешь что тут нету в меню сока?

Ценитель и созидатель настоящего искусства со скучающим видом выслушивал очередную фанатичную тираду о куклах и их месте на поприще шедевров, иной раз стряхивая с себя россыпи песчинок, что то и дело срывались с крыши на плечи бежевой накидки.

Сасори всегда виделся ему довольно наивным в своих взглядах. Его оккультная вера в куклы и связывающие их нити воплощали лишь безграничное невежество кукловода, и слепоту в отношении настоящей красоты этого мира. А ее неотразимая притягательность могла раскрыться лишь в одном непорочном взрыве.

Каждый взрыв индивидуален в своем проявлении, он неповторим по своей мощи и изяществе, он расцветает и умирает в момент, но он навечно остается в памяти созерцателя. Чего не скажешь о каких-то бездушных ваяниях из дерева...

— Ты говоришь о куклах, связанных с жизнью создателя, но совершенно не понимаешь их истинного значения, гм. — бледноватая ладонь меж тем осторожно проскальзывает в подсумок со взрывным материалом, — Эти твои нити, которые ты принимаешь за один из инструментов искусства, как по мне, только держат в плену, отбирая возможность заниматься творчество свободно. Ты только ограничен своими куклами, живущими за счет проявления твоих же способностей, господин Сасори. — язык ладонного рта мягко проходится по недрам сумки, по ее пустоте на горькое сожаление Дейдары, поскольку отсутствие материала не позволило осуществить замысел и продемонстрировать невежде, каким должно быть истинное искусство. — Но что произойдет, если я взорву или обрежу твои нити? Курьезы твоего искусства будут разрушены, и ты останешься среди бездушной горы кукол, лишенной смысла. Разве это искусство? Я это никогда не признаю.

Искусство Сасори было настоящей иллюзией статичности. Сколько помнил блондин, он стремился создать куклы, кои смогут остаться навечно неизменными, но у него не хватало сил, чтобы оживить их, вдохнуть в них подлинную жизнь. А сам Дейдара принимал себя за полноправного творца искусства взрывов, безоговорочно, не гнушаясь всякий раз заявить, что в его руках каждый взрыв обретает своего рода бессмертие. Его шедевры неповторимы и уникальны, время и перемены не имеют власти над ними.

— И если ты кукловод бездушных деревяшек, то я — настоящий кукловод взрывов. — вынимая ладонь из подсумка, юноша самодовольно улыбается, явно довольствуясь приведенной аналогией, — Но мне не нужны нити, чтобы вдохнуть в свои творения душу, ведь взрыв сам по себе уже является проявлением живой энергии. Он искусно разрушает и создает, поглощает и преображает, гм! А после... исчезает. — Дейдара заметно повышает интонацию с каждым словом, всецело отдаваясь эмоциональной буре внутри, с наслаждением вспоминая всеразрушающий огненный бутон, — Моя красота не подвержена времени и изменениям, она сохраняется в каждом взрыве, который запомнит всякий в этом чертовом мире, гм!

Юноша медленно разводит руки в стороны и в улыбке смыкает глаза, поддаваясь порыву. Даже его голос меняется, словно тот вещает на публику дилетантов, что не в силах осознать и отличить шедевр от посредственной поделки.

— Мои техники артистичны, мои способности безупречны, а мое искусство совершенно. Моя власть над взрывной глиной — не просто изменение ее формы, это настоящий симбиоз между искусством и художником, где каждый взрыв олицетворяет внутреннюю сущность творца.

Он впадает в молчание, дающее Сасори пригоршню времени, чтобы тот смог переварить все услышанное и, возможно, найти в своей голове понимание того, что на самом деле имеет право называться искусством.

— Так что... Господин Сасори, пусть твои куклы и дальше живут за счет нитей, но только один из нас действительно оживляет и дарует душу своим творениям. — Дейдара в очередной раз проходится ладонью по плечу и сходит с места, огибая спокойным шагом своего товарища, — И красота моих будет блистать куда ярче любых слов, которыми ты оправдываешь свои, гм. 

Хмуро оглядывая деланный уют бара, воплощенный лишь чужими заверениями, как оказалось, подрывник движется в его недра. Редкие песчинки то и дело срываются с крыши тут и там, словно снопы золота, рисуя посетителям песчаные дорожки к алкогольному миру или же пачкая одежды, вызывая одно лишь раздражение.

Здесь царила полутишина, нарушаемая лишь редкими отзвуками ударов палочек о фарфор или всплесков горячительных напитков, наполнявших не раз осушенные сосуды. Прихотливая мелодия плавно звучала в воздухе... и голос, блондину до боли знакомый.

Дейдара резко останавливается, бегло оглядываясь вокруг, потряхивая золотистым волосяным хвостом и прядью, прикрывающей половину лица, пока его лазурный глаз не натыкается на ту, чьи способности тоже можно воспринять как инструмент настоящего созидателя. Техники Пакуры были не в меру артистичны, взрывоопасны во всех смыслах, как и ее фигура, способная взорвать мысли всякого, кто на нее посмотрит.

Воссияв кривой ухмылкой, он двинулся к барной стойке.

— А здесь-то наверняка проявят больше благоговения перед моим искусством. — голос, наполненный елеем, резко звучит у плеча Ханзо, — Пакура. И... Какой-то мужик в наморднике? — вопрос, сбивший его с толку, звучал больше для него же, чем для кого-то из этих двоих, поскольку человек с подобной особенностью во внешности — зрелище довольно редкое в Суне, если не единичное.

— Гм... Не скажу, что мне действительно интересно, что у вас тут за посиделки, Пакура, — он занимает свободное место рядом с девушкой, — Однако у меня совсем в горле пересохло. — блондин машет рукой, дабы привлечь внимание бармена, кой в данный момент обслуживал людей на противоположной стороне стойки, — Эй, налей чего-нибудь. Иначе пожалеешь, гм!