Сасори ожидал подобного исхода событий, учитывая что за человек перед ним находился. Как коллега по искусству он не представлял из себя ничего, но как художник с другим мировоззрением, который по своей упертости может походить на осла, Дейдара был "мастером", который упорно продолжал верить в то, что что-то мимолетное можно считать искусством. 

-Задеть мои чувства? Ты лишь можешь подействовать мне на нервы, и в отличии от познания искусства, ты в этом преуспеваешь. Учти, я не собираюсь долго терпеть подобные выходки. Мои куклы не просто созданы для каких-то дурацких представлений, они созданы для нечто большего. После этих слов, Сасори невольно задумался над своими творениями. Пусть он и имеет опыт в создании первоклассных марионеток, все же до идеала они далеки. Простая имитация не может заменить оригинал, или все же может? В любом случае, это был не тот вопрос, которым интересовался юноша. Сасори лишь думал о том, как не потерять больше времени на беседы с человеком, который так сильно заблуждается. 

-Знаешь в чем кукловод и его кукла похожи? Они оба связаны нитями. Но лишь один из них способен управлять другим. Куклы это всего-лишь инструмент, и если обрезать их нити, они не будут способны ни на что. Лишь настоящий кукловод может вдохнуть в них душу, и сделать полезными. Но он всего-лишь человек. Люди меняются, а куклы остаются прежними. Вся суть в их постоянстве, в том, что они способны оставаться такими же. Но лишь кукловод может заставить их двигаться, так что до тех пор пока я могу управлять своими куклами, их красоту не смогут затмить. Сказал Сасори в стиле монолога. Не то, чтобы он хотел что-то донести до Дейдары, все же это было бесполезно. Это был лишь способ напомнить о том, что искусство Сасори более надежное и верное, нежели искусство блондина. Скорее, юноша лишь озвучивал свои собственные мысли, заместо того. чтобы продолжать спорить с Дейдарой. Однако, это могло натолкнуть на более глубокие размышления. Может ли кукловод стать куклой, которая во всей своей постоянности, будет управлять другими куклами? Эта мысль была скорее лишь воображением, об идеальном виде бессмертия-вечной красоте. Но тогда назревал и другой вопрос. Может ли человек стать куклой? Сасори долго размышлял об этом, но он все еще не был уверен в том, что эта идея реальна. Пока, юноша лишь мог смотреть на других людей, и представлять, какие куклы могли бы получиться из них. "Дейдара явно был бы ужасным претендентом".

Он и думать не мог, что в этом месте, где запойные души с каждым глотком добровольно приближают себя к костлявым рукам, произойдет столкновение художественных идеалов, порождая собственным соприкасанием недопонимание, кое в свою очередь высечет в пустоту искру холодного гнева и самоутверждения. Вопреки исходам, Дейдара искренне не пытался придавать своим словам даже малую толику язвительной остроты, коя если не сделала надрез на гордости кукольного искусника, то точно оставила после себя болезненную царапину — первая же его отзвучавшая фраза стала тому подтверждением. Знакомое лицо не обдало не единой эмоциональной трещиной, словно то принадлежало неказистой кукле, нежели человеческому существу, но слова — они заметно полнились едкими расселинами.

В глазах других Дейдара восхищался весьма противоречивым стилем художественного выражения, и ему было известно, что его идеология катастрофически перебивается с понятиями и взглядами приверженцев иного искусства, несведущих в нем как явлении. Отличительная черта его творчества зиждилась на развитом таланте даровать глиняным созданиям «жизнь», оживотворяющем взрывоопасную материю, словно от дремы, кои рождались лишь для того, чтобы впоследствии умереть во благо и являлись не менее прекрасной тропой до подлинного шедевра. С его точки зрения, искусство несет в себе обязанность вдохновлять, взывать к беспримесным эмоциям не только созидателя, но и невольных созерцателей, и его мастерство справлялось с этой задачей, как ничье другое.

Взрыв, колоритный бутон из огня и осколков смерти, хронически тянет из сердец самые неистовые чувства, чего о деревянных конструкциях, движимых одними только ухищрением и обманом, сказать было нельзя. А потому, блондин не смог, даже не пытался, сыскать в себе хотя бы малую каплю сожаления о сказанном. Стремительный индивидуализм Сасори всегда был объединен с его маниакальной ненавистью к настоящему, истинному искусству. Кукловод исповедовал совсем другую философию, которая накрепко переплеталась с его марионетками, придавая тем обманчивую жизнь через неуклюжие движения.

Ухмылка в голубых глазах заметно пульсировала блеском, отвечая на колкость чужих фраз и неведомых мыслей. А на губах еще явственней взыграла кривоватая ухмылка, оголяя толику белизны зубов. Интерпретация Сасори еще со времен академии оборачивалась в нем одними лишь безразличием и пустотой, но скоротечная вспышка света за мгновение до взрыва — вдохновением и напалмом. Интенсивный светоч, рушащий не только все окрест себя, но и идиллию в глазах непосвященных, может быть невыносим... но, эта мимолетная боль, расщепляющая взгляд, перерастает в ощущение чего-то возвышенного — внутри себя и в мире остальном. Отсвет шедевра несет в себе боль только тем, кто оберегает в себе раздолье невежества и глупости.

Тихо чиркая подошвой по дощатому полу, Дейдара легким и уверенным шагом сокращает расстояние, нескрываемо наслаждаясь чужим раздражением улыбкой, которое не нашло своего места на лице, но крепко въелось в слова. Их укол имел все шансы сковырнуть и гордость подрывника, подобно раскаленной обломанной игле, блуждающей по гноящейся ране, овевая болью и страданиями, но он был слишком погружен в эйфорию, уверенный в непревзойденности каждого из своих творений.

— Ой-ёёёёй, — вызывающе протягивает блондин, удерживая на своем лице насмешливую ухмылку, — Я действительно не хотел задеть ваши чувства, господин Сасори. Как ваш коллега по искусству, я всегда уважал вас и ваши кукольные представления, пусть они и откровенно дурацкие.

Юноша слегка склоняет голову набок, позволяя золоту свисающего на лицо локона отойти от левого глаза и открыть язвительному взгляду всю невозмутимость на лице кукловода. Его ладонь осторожно покрывает поясную сумку, под завязку набитую взрывоопасным материалом, коя лишь слегка выбивалась очертаниями на бежевой такни накидки. 

— Моя миссия и впрямь была не из легких. Но для своего проявления искусство требует искать все более и более сложные ситуации, иначе способность его ценить угаснет. Вам, мастеру бездушных деревяшек, вряд ли по силам такое понять. И я правда удивлен, — взгляд наскоро проходится по всей фигуре напротив, прежде чем снова вернуться к человеческой физии, — Что со своим фанатизмом вы и сами до сих пор не стали чьей-нибудь куклой, гм.

Беда никогда не приходит одна. Сначала Сасори пришлось зайти в это "невероятное" заведение, чтобы удовлетворить свои людские потребности, а теперь прям на выходе его встречает давний знакомый, который в своей манере, еще и смеет насмехаться. 

-Это ты Дейдара. А ты как думаешь, что я делаю в этом заведении? Здесь есть еда, и это все что мне было нужно. Но ты прав, это местечко действительно убогое, под стать твоему представлению об искусстве. Сказал Сасори, переводя свой взгляд на Дейдару. Он посмотрел на своего знакомого с большим безразличием. Юноша никак не ожидал встретить Дейдару, но судя по всему, глядя на то что он жив и здоров, он еще не пал жертвой своего так называемого искусства. Однако, судя по его внешнему виду, его прошлое задание было не из простых. Но в любом случае, это не отменяло того, что он продолжал вести себя так вызывающе. В академии, это подействовало бы Сасори на нервы, но поскольку он уже хорошо знает человека стоящего напротив, внимания подобной провокации красноволосый не уделил. 

-Судя по твоему внешнему виду, тебе не слишком хорошо далось твое предыдущее задание. Вновь сказал Сасори. 

"Уязвимость человеческого тела, как примитивно. В этом нет никакой красоты". 

Увесистая дверь тихо скрипнула в гвалт захмелевших голосов и гомон жизней, безнадежно прозябавших в весельи и раздольи, открывая лазурным глазам беспокойные и тусклые виды бара. В воздухе, затхлом и застоявшемся, смешанным со стойким запахом табака, пота и алкогольного перегара, то и дело витали сизые клубы дыма, и оттого низкие нависающие своды заведения, казалось, дышали, то скрываясь в рукотворной завесе, то нехотя выползая из ее недр.

Безмерная усталость и беспокойный сон нещадно кружили голову, одолевая юношу сладкой зевотой и ниспадая всей своей непосильной тяжестью на утомленный взгляд. Изнеможение после внеочередной миссии, лишенной всякого смысла, значимости и повода возвести грохотом в вышину хотя бы одну из самых скромных композиций, ложилось на юное лицо посеревшими кругами под глазами и беспощадно ползало по телу ноющей болью. Драгоценные минуты, кои могли пойти на сотворение очередного предмета искусства, лишь до поры хранящего в своей утробе краски первозданного взрыва, отчаянно требовали раствориться в забытьи заветного сна. Но архитектор хаоса намеренно лишает себя подобной роскоши, поскольку шедевры, ютящиеся в мыслях лишь до поры, требуют своего инфернального воплощения. И по этой причине он следует в свое излюбленное место, где мысль сама падает в ладонь, впоследствии обрастая губительной для всего сущего материей и отрадой для восхищенных глаз созидателя. В местах, где диспозиция полнится угасающими жизнями, влачащими свое жалкое и мимолетное существование за сосудами с горячительным, всегда думалось проще, ведь каждая эта жизнь несет в себе фитиль, кой неизменно вспыхивает искрой, стоит только разгореться конфликту, и заботливо ведет ее к горсти пороха. Искусство — это взрыв, а человеческая эмоция способна рвануть не хуже бомбы.

Дейдара ступает на дощатый пол, переступая порог, и неторопко следует вглубь, морща лицо от запахов, изуверски бьющих в нос. Взгляд его необычных голубых глаз, словно проникающий сквозь окружение, пытаясь вообразить, как все вокруг обретает должную красоту и смысл в одном оглушительном всполохе взрыва, бегло скользит по сторонам, прежде чем невольно выхватить из местного антуража приверженца совсем иного вида искусства. Его белокурые брови несколько вздрагивают ко лбу в искреннем удивлении, и он останавливается почти что у самой двери. Фанатичный кукловод среди безликих марионеток, лишенных нитей и состоящих не из дерева, но плоти и крови — картина более чем неестественная. А мысль, что кто-то вроде Сасори коротает время среди проходимцев в разваливающейся на глазах лачуге, заметно размывается самодовольной ухмылкой на губах.

— Господин кукол Сасори, — он чуть ли не выплевывает имя давнего товарища с явной усмешкой, — Кто бы мог подумать, что вас, человека, который принимает за искусство вечную красоту, можно встретить в этой зачуханной, разваливающейся на глазах дыре, гм.

Горсть песчинок ко времени осыпается с потолка на плечо его бежевой накидки, и Дейдара раздраженно смахивает ту с себя, несколько раз скользнув ладонью по ткани.

Это место нельзя было назвать спокойным и тихим, но свою основную задачу оно выполняло. Помимо самого Сасори, в этом баре также отдыхали и другие люди, вот только их вид отдыха весьма отличался от времяпровождения красноволосого. Сасори находится здесь, лишь ради удовлетворения своих человеческих потребностей, ведь у него впереди еще много времени, которое юноша не собирается тратить. "Как же здесь шумно. Хотя, было бы странно, если бы тут было тихо. Думаю не стоит тут задерживаться. Сотреть как кто-то топит свою жизнь в вине... Жалкое зрелище". Сасори, завершил трапезничать, после чего встал со стула, и медленно направился к выходу. 

Обычно тут бывает людно, но не сегодня. Ханзо уже долгое время проводил в одиночестве подальше от народу - ему не сильно нравилась компания местных взбалмошных идиотов, которые лезут перед батьку в пекло или же на ножи. Так что сидя в углу он лишь аккуратно оттягивал респиратор от лица, что бы перехватить чарку с горячительным напитком. 

"Деньги на мели. Надо подумать о работе" - вот и все мысли не сильно уж и молодого шиноби, для которого это место не было родиной, но другого он для себя пока и не нашёл. Глубинные цели и желания были подавлены, привычки слегка изменились. 

"А песок всё ещё не приносит мне никакого удовольствия".

Проверив время, и что он в очередной раз переждал ночь не в постели, Ханзо поднялся, поправил одежду и жестом попрощался с местным барменом направляясь к выходу. Нишики только кивнул в сторону завсегдатая. Надо бы поглазеть на то, какая там его ожидает работёнка. 

Подойдя к юноше, на вид он был довольно приятным и опрятным, а также он носит очки. Как только было расстояние вытянутой руки от него до барной стойки, он заговорил с барменом, но тот находится достаточно далеко от стойки и пытается что-то найти, но не находит. 

- Здравствуйте! - Сказал Сандайме кратко, при этом достаточно громко чтобы быть услышанным. Нишики обратил на него внимание и выпрямил осанку, при этом взглянув на него, чего генин и добивался к слову говоря. Нишики элегантно подошёл к барной стойке и сказал выученную коронную фразу. 

- Добро пожаловать в мой бар, желаете чего-нибудь выпить, или просто поболтать?

Сандайме уже дослушал до конца эту речь, но после оной не теряя времени ответил. 

- Вы, отнюдь, ошибаетесь. Меня зовут Сандайме и я генин Сунагакуре, пришёл по приказу для выполнении миссии Д ранга. 

Нишики после этой фразы ни чуть не был удивлён, но ему явно что-то не нравилось. 

- Всё замечательно, но нужно тебя переодеть, пойдём со мной...

Генин не стал возникать и направился за работодателем и после минуты ходьбы они дошли до определённого помещения, где Нишики подобрал костюм для Сандайме и буквально через несколько минут тот переоделся в него и вышел с этого помещения.

- А тебе идёт, ладно, делу время а потехе час, идём скорее, скоро нужно будет открывать бар и мы должны подготовиться к этому.

Генин просто прислушивался к словам работодателя и выполнял всё что от него требовалось. Первым делом Сандайме получил тряпку которой потёр столы, вторым делом он взял специальную трапку которой потирал бокалы от след оставлкнных водой. Эта работа требовала большой концентрации и усидчиаости, не исключая при этом и перфекционизм.

- Всё, дела по уборке я выполнил. - Отчитался о работе перед Нишики, тот проверил бокалы и указал на некоторые из них, на которых собственно и оставались следы. Санлайме просто ещё раз прошёлся по ним и протёр их.

- Молодец, отлично справляешься теперь мы откроем бар и ты будешь делать то что я скажу.

Сандайме кивнул, после чего они открыли бар и стали заходить посетители. Сандайме делал простейшую работу, во первых он приносил напитки  которых не хватало, во вторых он быстро научился разливать пиво по бокалам, поэтому стал делать это достаточно часто по мере возможности. В третьих он наливал посетителям простые напитки, саке, коньяк, виски, водку, текилу и всё прочее. Это продолжалось несколько часов, после чего смена Сандайме закончилась.

- Твоя смена закончилась, пожешь пойти переодеться и пойти доложить о миссии.

- Хорошо. - В ответ произнёс Сандайме, направился в раздевалку, переоделся обратно и вышел. Дальше он попрощался с Нишики.

- Желаю хорошего дня, увидимся ещё. - Сказал он и с этими словами покинул бар. 

Сандайме оказался перед выходом в этот бар и это было совершенно не случайно а наоборот намеренно. Он осмотрелся в поиске того человека, являющимся работодателем. Долго искать не пришлось, буквально тридцать секунд и он нашёл хорошо одетого мужчину в классическом костюме, и долго догадываться кто он не пришлось, ведь он находился за барной стойкой.

Песчинки неприятно заползал и свербил между пальцыми босых ног. Ибо традиционные гэта подошвой неудобно забирались в песок. Однако скоро это закончится, ведь еще пару шагов и он ступит на твердый песчанниковый порог, ударив несколько раз звучно  деревянной обувью об пол и поёрзав пальцами в них же. Имя заведения с лихвой отражала настроение всей деревни - ведь здесь кругом ничего кроме песка и бледно-жёлтого теплого цвета. Однако же места, кроме этого для долгожданной встречи лучше пожалуй не найти. Госопожа Йоруичи вероятно должна быть здесь с минуты на минуту, судя по положению луны в эту безоблачную ночь. А гляди и того уже пришла и возрастает вероятность получить по шляпе за долгий путь сюда.

Блондин перебросил худую кисть с ручки трости к дверной и неспешно надавил. Вертя головой в попытках словить образ смуглокожей в заведении, Урахара потерпел неудачу. Хотя это как посмотреть, если лишь минуту назад его посещали мысли о нагоняй за опоздание.

Но раз так, стоит занять столик где-то поодаль, никчему лишние взгляды.

Высоко пролетаяНе владеет этой способностью над здешними зданиями, Конан продолжала аккуратно стоять на своей птице, смотря на песчаную деревню, время от времени переводя взгляд на Нагато. Собственно, впереди предстоял весьма длинный путь, однако девушка старалась не думать об этом, сосредоточившись полностью на задании.