Долго или нет, но Досу захотелось выпить. Нет, не какой-то алкоголь, для этого дерьма он был ещё маловат, да и алкоголь притуплял чувства, не говоря уже о том, что негативно влияет на внимательность.

- Я бы не против выпить чего-то охлаждающего, - произнес одноглазый, присаживаясь за барную стойку. - Или у вас есть только напитки для стариков?

Твердая вера в себя и свои силы, как правило, зиждется на понимании собственных навыков и способностей и иной раз только помогает добиваться своего. Но, порой случается, что чрезмерная убежденность в своей личной непогрешимости фамильярно и предательски украшает линию жизни глубоким багровым рубцом, разлагая ее достаточно плачевными последствиями. Иной раз гибельными.

Ему, как инструменту, мечу без воли и души, за свое время довелось оставить далеко ни одну и ни две такие метины, всякий раз все дальше отступаясь от человечности без зазрения совести и сожаления, добровольно погружая свою ипостась в ядовитую отраву жестокости. В этом мире за необоснованный апломб платят изрядной порцией собственной крови, платят собственными судьбами. А он до сей ночи играл роль черной руки, коя с особым удовольствием взыскивала эту плату с других с острозубым, хищным оскалом, незримым для чужих глаз, с твердью стали в сердце и неутолимой жаждой нового кровавого пятна на своих дланях. С твердью, ведь сердцевина любого клинка обязана иметь непоколебимость, в ней нет места мякоти — иначе лезвие сломается. А жизнь такова, что сломаешься либо ты, либо кто-то иной.

Эта ночь уже принесла его рукам новый алый потек, но вдовесок Забуза ощущал в себе незыблемое желание переломить надвое и девушку напротив. Стереть ее самоуверенную ухмылку с лица через один небрежный порез. Но, действительность повела себя непредсказуемо, не оправдав желаний ни на йоту — его цепкие пальцы сомкнулись на бесконечной пустоте. А глаза только нечутко и наблюдали за гибкой грацией ее переворота.

Момочи лишь тихо и коротко мыкнул, неохотно свесив руку, когда незнакомка завершила свой маневр. Чуть склонив голову набок, он лениво осмотрел ее с ног до головы, на долю секунды задерживаясь на каждом узоре ее черных одежд. Он узнал их — вышивки на ткани, присущие клану, отмеченному улучшенным геномом.

В его взгляде до сих пор источался стылый холод, чего не скажешь об остальных — невольных участниках этого зрелища, забредших сюда в поисках совсем иного. Практически каждый в этом зале воспылал разного рода эмоциями, вступающими друг с другом в громкий резонанс: страх, сожаление, печаль, гнев, презрение и ярость. И обращен этот тугой клубок настроений был не к беловолосой прыгунье, но к тому, чей кошель она нагло удерживала в руке. Остывающее тело мальчишки посередине фойе было последней каплей — следствием причины в лице неизвестного с бледной кожей и неистовым лицом.

В следующее мгновение Забуза краем глаза неожиданно уловил движение слева от себя, нервное и небрежное. Былая тишина зала меж тем резко обросла шумом возмущений и ропота. Только самые пугливые продолжали в тревоге прятать себя от случившейся смерти за столами со своими заказами.

Обрюзгший мужчина, не трезв своим видом, слаб и неполноценен физически, практически вплотную приблизился к нему. Но ни одному намерению отважного пропивца, сколько бы их ни было, не суждено было сбыться — одним легким и непринужденным движением Момочи оттолкнулКонтроль Чакрыchakra(1) его назад, в беспамятство от резкого удара об с треском разложившийся под его телесами стол.

— Видно, я и правда выиграл в лотерею. — произнес он с сухостью в голосе, резко перекатив глаза снова девушку, —  Думаешь, что чего-то стоишь, раз родилась в клане Хозуки? Считаешь себя самородком среди поганцев? Когда я был мальцом, мои руки уже по локоть были в крови твоих сородичей.

В его взгляде неожиданно блеснули огоньки интереса, сжигая фасад былой апатии и безразличия. Мгновение, лишь ее доля — и карие будто перетекают цветом в черное, едва ли округляются, превращаясь зрачками в два маковых зернышка, разгораясь кровожадным злым огнем.

— Можешь считать себя в безопасности, пока я не решу, что своей силой ты близка хотя бы к ним. — под эти слова его глаза словно утонули в смоляной воде, превратившись в два черных провала, затянутых чернильной темнотой. И даже голос его уже звучал жутко, подобно завыванию ледяного ветра, что гудит в пустых трубах.

Он резко отбрасывает ногой стол, толкаетКонтроль Чакрыchakra(1) его вперед как отвлекающий маневр, а сам срывается с места в хлестком рывкеКонтроль Чакрыchakra(20) прямиком на Хозуки, стремясь схватить ту за горло.

Ни одно существо, ни одно обстоятельство не могли разоружить Юми. В этой мгновенной битве взглядов, время замерло, словно задерживая свое дыхание перед величественностью их противостояния. Горький опыт дал свои плоды — Хозуки не позволила дрогнуть перед лицом смерти. Скорее наоборот, под звуки хруста костей, ее глаза загорелись новым пламенем, предвкушая более увлекательное зрелище, чем просто показательное и поучительное шоу перед публикой.

- Вступиться? - произнесла она с насмешливой улыбкой, обнажая острые, хищные зубы. - Да плевать я хотела. Сам виноват.

Созерцая за тем как очередная несчастная душа покидает своё бренное тело, Юми снова, с пренебрежительным превосходством, скользнула взглядом по незнакомцу.

- Тебе сегодня повезло. - уверенным тоном продолжала пепельноволосая, не упуская из виду того момента, когда мужчина решил оставить ещё совсем тёпленькое тело в покое. - Не каждому дано заслужить моё внимание. Будем считать, что сегодня ты выиграл в лотерею.

Намерения шиноби были ясны, и поэтому она не собиралась ожидать судьбы, подобной той, что только что постигла несчастного воришку. Когда незнакомец приблизился к ней, девушка не колебалась. В следующий миг она совершилаНе владеет этой способностью изящное сальто назад, разрывая дистанцию между ними. Ее короткие пепельные волосы едва не задели столик с пищей, пропуская его мимо. Ноги мягко коснулись дощатого пола. Между соперниками встала новая преграда.

- Хочешь забрать деньги — придётся попотеть. - Юми в очередной раз подбросила мешочек с золотом в своей бледной ладони. Кажется эти игры приносили ей просто море удовольствия. - В ином случае ты всегда можешь свалить с моего бара со своим дружком, верно?

Жестокий холод его глаз с прожигающими вкраплениями льда равнодушно касался угасающего в синеве лица, бесстрастно наблюдая, как очи мальчишки мерно затягиваются мертвенным стеклом, теряя тлеющие искры надежд и чаяний, лишаясь первобытного страха от осознания неизбежного. Его обмякшие пальцы на последних издыханиях бились о недвижимую ногу на шее, коя изуверски продолжала выжимать последние капли жизни.

Достаточно было приложить лишь малую пригоршню усилия, чтобы тонкая шейка надломилась и юнца необратимо заволокло фантомное дыхание смерти. Но, Забуза всеми фибрами своей души, огрубевшей в крови и жестокости, желал, чтобы карманник до краев наполнился страданиями, прежде чем примет вечный покой. Чтобы тело, как и разум, мучилось до последнего отблеска в запуганных очах за дерзкую попытку выставить его посмешищем. Пусть не в глазах чужих, — непроницаемая серость тумана не могла этому позволить, — но в глазах его собственных. Однако первопричина крылась далеко не в деньгах, но в непримиримой ненависти к таким как он — слабым и бесполезным для своей деревни, выбравшим путь бродяжничества и воровства, нежели судьбу оружия или же жертвы, чтобы оружием стал кто-то иной.

В окружении напряженной тишины залы, пронизанной редкими отзвуками работы столовых палочек, «демон» так и нависал над обездоленным в абсолютном безмолвии, пока откуда-то спереди момент не обезобразил женский голос. Голос дерзкий своей интонацией, решивший, что и впрямь обладает правом вмешаться.

— Мумия-переросток? — он на короткий миг скользнул отрешенностью своих глаз на беловолосую язву и глухо рассмеялся сквозь зубы. — Хочешь вступиться за это отребье? Ты не похожа на ту, кто заслуживает мое внимание. Очередное, ни на что непригодное мясо вроде этого, достойное лишь смерти под ногой.

Под совсем тихий хруст позвоночной кости искаженное в ужасе лицо мальчишки наконец отобразилось спокойствием, блаженным и столь желанным умиротворением; его выпученные в красных прожилках глаза напоследок закатились, чуть прикрывшись расслабленными веками. 

— Ты ведешь себя слишком самоуверенно для беззащитной девчонки. — убирая ногу с шеи навечно замершего тела, небрежно чиркая подошвой по коже, Забуза искоса уставился на незнакомку, цепляя ее голубые глаза своими, — Слишком самоуверенно треплешь языком для той, кто держит в руке мои деньги.

Он не двигался с места пару секунд, молчаливо сверля ее взглядом, словно приклеившимся к стройному личику, пытаясь прочитать по нему, что двигало этой белесой вороной среди черноперых. Но в конечном счете направился к ней, неторопко ступая и не отрывая свои глаза от ее — таких же холодных, как ему казалось, невзирая на фривольную улыбку.

— Тебе стоило брать пример с остальных и помалкивать, — сблизившись с беловолосой, Момочи бесцеремонно схватилКонтроль Чакрыchakra(1) ее за ручонку, цепко смыкая пальцыКонтроль Чакрыchakra(1) на запястье до почти что тихого хруста.

Надменный взгляд описал невидимой дугой весь зал, словно гонимый жаждой обнаружить что-то, что могло бы хоть как-нибудь развеять смертную скуку. В глазах пепельноволосой девы проскакивали пронзительные сияния, устремленные в самые глубины души, в надежде на новое приключение, способное окрасить однообразный и скучный вечер. Юми лишь мирно вздохнула и, откинувшись на спинку стула, ждала своего блюда и выпивки.

- Чего так долго? - прозвучал строгий, но весьма сдержанный голос девы, выражающий её неодобрение по отношению к неспешности официанта. - За чаевые можешь забыть.

В то время как мальчишка, испытывающий дрожь от подобных ситуаций, находился в смятении, похожие реакции были Юми чужды и порой раздражали её. Она целенаправленно старалась угодить в конфликтные ситуации, чтобы хоть как-то оживить свой тоскливый день. Вскоре она вновь осталась наедине со своими мыслями.

Не желая подолгу оставаться в этой забегаловке, Хозуки немедленно взяла в руки палочки и, ухватив кусочек свежего сашими, приблизила его ко рту. Она ощущала предвкушение мягкого и нежного мяса рыбы, когда вдруг шум за окнами прервал её трапезу. Всего через несколько секунд перед глазами посетителей развернулось захватывающее зрелище.

Лицо Юми искривилось в улыбке, которая была далеко не доброжелательной, но полна удовлетворения. Располагаясь в самом углу заведения, она сама того не зная заняла лучшее место для наблюдения этой забавной, по ее мнению, ситуации. Это именно то, чего ей так не хватало сегодня.

В то время как местные постояльцы лениво обменивались речами, частенько поглядывая за происходящим спектаклем, Хозуки осторожно положила пищу и приборы на блюдце, медленно встала и покинула свой столик. Своим быстрым взглядом она уловила мелькание чего-то интересного, находящегося неподалеку, и сделала несколько решительных шагов в его сторону. Наклонившись, она подняла предмет и обнаружила в своей ладони кошелек, который мальчишка безуспешно пытался украсть для себя.

Теперь Юми стала центром внимания для публики. Многие ждали продолжения этого зрелища, время от времени шепотом обмениваясь комментариями друг с другом.

- Не твоё ли добро, мумия-переросток? - начала Хозуки, игриво подбрасывая мешочек с золотом в своей крохотной ручонке. Голос её был полон твёрдости и решительности, а лицо в очередной раз исказилось в довольной ухмылке. - Какого чёрта ты тут себе возомнил? М-м?

Юми слегка наклонила голову, с интересом следя за происходящим, не отводя взгляда от незнакомца.

- Не хочешь забрать свои монеты? - прошептала она хитрым тоном, указывая глазками на заветный мешочек, который легко умещался в её ладони. - Или так и будешь давить малыша?

Густота сырого тумана неизменно висела над серостью невзрачных улиц, требовательно заволакивая все вокруг, словно полотно, сотканное из множества грязных пуховых нитей. Кучевые облака копотливо взбивались в одну темную грозовую тучу, угрожающе нависая над аспидными крышами селения, кое и без того обыденно захлебывалось мраком своих догм и традиционных устоев. 

Здесь царил своеобразный мир, возведенный на идеологии из грязи и крови, усеянный зловещими тенями, мелькающими в объятиях размытого в висящей влаге света. Люди в нем обретали свое истинное лицо всякий раз, когда окрестности проваливались в мглистую дрёму, приглушая и замедляя звуки жизни до предела. Потому что туман способен скрывать от глаз не только безликие здания и тропы, но и человеческие намерения. А у многих из этих мест, даже при около молочной легкой дымке, намерения имели окрас едкой смолы, что побуждают иной раз обрывать более слабые жизни не ради выгоды, но простой животной забавы. 

Когда кровавая завеса покрывает Кири, мрак и тьма берут бразды правления в свои руки, обезображивая каждый уголок, делая его тем местом, где лучше не оставаться слепым дольше, чем нужно. Непроницаемая мгла — неотъемлемая часть этой проклятой деревни, и люди в ней становятся смазанными затенёнными силуэтами, заставляя сердца мерклых своей силой биться до щемящей боли за ребрами. Слабые становятся жертвами более сильных, но бывает так, что мнящий себя мечом, в последний момент сам становится обнаженной плотью. И все, что прозревшему остается, — бежать, бежать сломя ноги куда глядят глаза. В надежде, что следующее за ним лезвие, словно шлейф, минует его по прихоти случая, не окропив алой свою сталь. Но, для жертвы хуже всего, когда она не успевает сделать и шага, мгновенно почувствовав на собственной шее хваткие пальцы руки, явившей себя из пустоты, что до жуткой боли сжимают гортань, поднимают над землей и с легкостью швыряют ее куда-то в сторону как безвольную куклу. 

Снаружи звучит сдавленный крик и мощный удар срывает входную дверь бара с петель, вынуждая завсегдатаев оторваться от своих съестных предпочтений на тарелках или горячительных в кружках. Их озаботил не столько шум или же освободившийся дверной проем, сколько длинноволосый юнец в лохмотьях, что с чужой руки в полете сорвал собственными телесами дверь, снес на пути пустовавший столик и проскользил по дощатому полу несколько метров, в последний момент выронив из рук мешочек со звонкой монетой, упрыгавший к дальнему столику. Подобные сцены здесь не были редкостью, просто этот блистал неожиданностью.

Невольный визитер, бледный лицом как полотно, судорожно держался за собственное горло, распластавшись на спине, и кашлял так, что едва мог сделать хотя бы короткий вдох. И все взгляды вокруг недоуменно взирали на эти жалкие попытки ухватиться за жизнь, пока порог заведения не перешагнул высокий мужчина, впуская за собой в глубины помещения волочащийся по дереву пола хлад тумана. Он не смотрел ни на кого, кроме «плоти», имевшую наглость возомнить себя «мечом» и попытаться опустошить его карманы, ему было плевать на возмущения прозябающих свою жизнь на дне стакана или за сытным ужином. Для него их будто не существовало — его взгляд впился в оборванца, словно по велению эфемерной нити.

Забуза бесшумным шагом сблизился с несчастным и пресек его попытку встать, грубо наступив еще на совсем юное горло, прикладывая лишь малую толику своей силы. Все что оставалось мальцу — беспомощно шкрябать пальцами по ноге, корчиться лицом в агонии, скрежетать зубами и бегать глазами по сторонам, питая надежду, что хоть кто-то из зрителей удосужится пресечь его скорую смерть. Но, никто не решался даже пошевелиться, поскольку эта потасовка была чужим делом. И даже управленец бара, наблюдавший за происходящим, завис в бездыхании где-то в стороне в кругу обслуживающего персонала. 

— Эй, — Момочи смотрел на паренька холодным смолистым янтарем своих глаз, чуть насмешливым и горьковатым, высокомерно, даже не склонив головы, — Куда это ты собрался с моими деньгами, пацан? — он надавил еще сильнее, заставляя неудавшегося воришку срываться на хрипы и мольбы о помощи в слезливых сипениях, — Ты и правда считал, что сможешь безнаказанно меня обокрасть, никчемный слабак?

Под беспристрастным покрывалом сумерек, Юми вышлаНе владеет этой способностью на центральные улицы Киригакуре, неспешно направляясь к призрачно освещенному бару неподалеку, который встречал своих посетителей соблазнительным обещанием укрыть от мрачной действительности. Туман, словно воплощение ее собственных мыслей и эмоций, плотно обволакивал улицы, создавая атмосферу загадочности и неопределенности. Сияние фонарей исказилось в мокром воздухе, создавая красивые и размытые огни, отражающиеся в ее глазах. В лазурном блеске ее зрачков просматривалась неукротимая смелость и непоколебимая решимость. Она знала, что наступающий вечер мог таить в себе множество сюрпризов: приятных и не очень.

Каждый шаг Хозуки вызывал едва уловимый шум, затухающий в пустоте ночи. Она ощущала, как влажность тумана проникает сквозь ее одежду, будто проникая в самое ее существо. В этой атмосфере, окутанной серой пеленой, Юми находила свою внутреннюю гармонию. Локоны её коротких пепельных волос тихо колыхались на слабом ветру. Выделяясь на фоне вечерней сумеречной палитры, Юми была призвана стать воплощением противоречий - нежной и сильной, уязвимой и неприступной одновременно.

Взгляд её быстро мелькнул в сторону, провожая людей, что стремительно промчались по тропе, скрываясь в объятиях непроглядной мглы.

«Блуждать в такое время — крайне сомнительное развлечение. По крайней мере если ты не в состоянии за себя постоять.»

Пепельноволосая дева слегка улыбнулась, ощутив всем нутром, блуждающий вдоль этих лабиринтов улиц человеческий страх и ужас. Тем кто решил поискать приключений на свою пятую точку, очевидно сегодня не повезет. Встреча с Туманной Вороной никогда не сулит ничего хорошего.

Вскоре сократив расстояниеНе владеет этой способностью, Юми немедля коснулась дверной ручки и вошла внутрь просторного, но далеко не самого приветливого заведения. Надменный взгляд скользнул по постояльцам, стараясь не зацикливаться на ком-либо. Хозуки вовсе не интересовал местный контингент. Здесь она искала в первую очередь возможность немного отдохнуть, выпить, да обзавестись некоторой информацией в личных целях.

- Порцию сашими и бутыль сакэ. - негромко, но весьма и весьма повелительным тоном обратилась к официанту пепельноволосая , когда уже успела занять свободный столик в стороне от других. - И не заставляй меня ждать.

В ожидании заказа, Хозуки принялась лениво изучать окружающую среду. Не шибко то и хотелось тут задерживаться надолго.