Густота сырого тумана неизменно висела над серостью невзрачных улиц, требовательно заволакивая все вокруг, словно полотно, сотканное из множества грязных пуховых нитей. Кучевые облака копотливо взбивались в одну темную грозовую тучу, угрожающе нависая над аспидными крышами селения, кое и без того обыденно захлебывалось мраком своих догм и традиционных устоев. 

Здесь царил своеобразный мир, возведенный на идеологии из грязи и крови, усеянный зловещими тенями, мелькающими в объятиях размытого в висящей влаге света. Люди в нем обретали свое истинное лицо всякий раз, когда окрестности проваливались в мглистую дрёму, приглушая и замедляя звуки жизни до предела. Потому что туман способен скрывать от глаз не только безликие здания и тропы, но и человеческие намерения. А у многих из этих мест, даже при около молочной легкой дымке, намерения имели окрас едкой смолы, что побуждают иной раз обрывать более слабые жизни не ради выгоды, но простой животной забавы. 

Когда кровавая завеса покрывает Кири, мрак и тьма берут бразды правления в свои руки, обезображивая каждый уголок, делая его тем местом, где лучше не оставаться слепым дольше, чем нужно. Непроницаемая мгла — неотъемлемая часть этой проклятой деревни, и люди в ней становятся смазанными затенёнными силуэтами, заставляя сердца мерклых своей силой биться до щемящей боли за ребрами. Слабые становятся жертвами более сильных, но бывает так, что мнящий себя мечом, в последний момент сам становится обнаженной плотью. И все, что прозревшему остается, — бежать, бежать сломя ноги куда глядят глаза. В надежде, что следующее за ним лезвие, словно шлейф, минует его по прихоти случая, не окропив алой свою сталь. Но, для жертвы хуже всего, когда она не успевает сделать и шага, мгновенно почувствовав на собственной шее хваткие пальцы руки, явившей себя из пустоты, что до жуткой боли сжимают гортань, поднимают над землей и с легкостью швыряют ее куда-то в сторону как безвольную куклу. 

Снаружи звучит сдавленный крик и мощный удар срывает входную дверь бара с петель, вынуждая завсегдатаев оторваться от своих съестных предпочтений на тарелках или горячительных в кружках. Их озаботил не столько шум или же освободившийся дверной проем, сколько длинноволосый юнец в лохмотьях, что с чужой руки в полете сорвал собственными телесами дверь, снес на пути пустовавший столик и проскользил по дощатому полу несколько метров, в последний момент выронив из рук мешочек со звонкой монетой, упрыгавший к дальнему столику. Подобные сцены здесь не были редкостью, просто этот блистал неожиданностью.

Невольный визитер, бледный лицом как полотно, судорожно держался за собственное горло, распластавшись на спине, и кашлял так, что едва мог сделать хотя бы короткий вдох. И все взгляды вокруг недоуменно взирали на эти жалкие попытки ухватиться за жизнь, пока порог заведения не перешагнул высокий мужчина, впуская за собой в глубины помещения волочащийся по дереву пола хлад тумана. Он не смотрел ни на кого, кроме «плоти», имевшую наглость возомнить себя «мечом» и попытаться опустошить его карманы, ему было плевать на возмущения прозябающих свою жизнь на дне стакана или за сытным ужином. Для него их будто не существовало — его взгляд впился в оборванца, словно по велению эфемерной нити.

Забуза бесшумным шагом сблизился с несчастным и пресек его попытку встать, грубо наступив еще на совсем юное горло, прикладывая лишь малую толику своей силы. Все что оставалось мальцу — беспомощно шкрябать пальцами по ноге, корчиться лицом в агонии, скрежетать зубами и бегать глазами по сторонам, питая надежду, что хоть кто-то из зрителей удосужится пресечь его скорую смерть. Но, никто не решался даже пошевелиться, поскольку эта потасовка была чужим делом. И даже управленец бара, наблюдавший за происходящим, завис в бездыхании где-то в стороне в кругу обслуживающего персонала. 

— Эй, — Момочи смотрел на паренька холодным смолистым янтарем своих глаз, чуть насмешливым и горьковатым, высокомерно, даже не склонив головы, — Куда это ты собрался с моими деньгами, пацан? — он надавил еще сильнее, заставляя неудавшегося воришку срываться на хрипы и мольбы о помощи в слезливых сипениях, — Ты и правда считал, что сможешь безнаказанно меня обокрасть, никчемный слабак?